— Вот она.
Бабушка Пру вернулась к кухонному столу, неся в руках огромный альбом в кожаном переплете. На желтых страницах из наклеенных уголков торчали потускневшие фотографии. Старушка начала листать страницы, роняя на пол закладки и старые газетные вырезки.
— Вы только взгляните! — вскричала Пру, показывая нам потрескавшийся снимок. — Бартон Фри! Мой третий муж! Самый красивый из всех моих муженьков!
— Пруденс Джейн, не отвлекайся, — обиженным топом произнесла бабушка Грейс. — Этот мальчик проверяет нашу память.
— Одну минуту! Его древо где-то здесь… сразу после Стэтхамов.
Я вглядывался в имена, которые знал по фамильному древу, висевшему в нашей столовой. Имени Итан Картер Уот там не было. Выходит, Сестры обладали другой версией этого древа? И я догадывался, какая из них была верной. У меня имелось подтверждение, завернутое в платок стопятидесятилетней прорицательницы.
— Почему его имени нет на нашем семейном древе?
— На Юге многие такие документы являются подделками, — ответила бабушка Грейс, захлопнув альбом и послав в воздух серое облако пыли. — Но я бы удивилась, если бы Уоты отметили его на своем фамильном древе.
— Только мои честные записи хранят память о его существовании, — сказала бабушка Пру и гордо улыбнулась, показав нам вставные челюсти.
Мне пришлось вернуть Сестер к исходной теме разговора:
— Бабушка Пру, почему его удалили из фамильного древа?
— По рассказам, он был дезертиром.
Я не уследил за ходом ее мыслей.
— Что вы имеете в виду?
— Господи, чему они учат молодежь в этих современных школах?
Бабушка Грейс, лениво вынимавшая претцел из «Чекс-смеси», дала мне краткий ответ:
— Дезертиры — это конфедераты, убежавшие во время войны от генерала Ли.
Почувствовав мое смущение, бабушка Пру решила разъяснить слова своей сестры.
— Во время войны наши солдаты разделились на две группы. Первые поддерживали создание Конфедерации, а вторые поступали на службу по велению своих семей.
Бабушка Пру поднялась с кресла и начала вышагивать взад и вперед, как учительница на уроке истории.
— В тысяча восемьсот шестьдесят пятом году разбитая армия Ли испытывала голод и нехватку живой силы. Некоторые солдаты теряли веру в успех. Они собирали вещи и уходили из своих полков. Их называли дезертирами. Одним из таких солдат был Итан Картер Уот.
Старушки опустили головы, словно не знали, куда деться от стыда.
— Вы хотите сказать, что его удалили из нашего фамильного древа только по этой причине? Из-за того, что он не хотел умирать от голода и сражаться на стороне проигравших?
— Какой странный способ интерпретировать мои слова! — возмутилась бабушка Пруденс.
— Ты говоришь такие глупости, мальчик, что я просто не хочу их слышать!
Бабушка Грейс вскочила с кресла, показав невиданную прыть для женщины девяноста с чем-то лет.
— Не груби нам, Итан. Твое фамильное древо изменили задолго до нашего рождения.
— Прошу прощения, мэм.
Она пригладила юбку и села обратно.
— Но почему мои родители назвали меня в честь предка, опозорившего семью?
— Твои мама и папа имели собственные представления о войне, которые они почерпнули из книг. Ты же знаешь, они всегда были либералами. Вряд ли кто-то из нас расскажет тебе, о чем они думали. Ты должен спросить об этом у своего отца.
Как будто я имел такую возможность! Тем не менее, судя по характеру моей мамы, она, вероятно, гордилась Итаном Картером Уотом. И он, наверное, заслуживал этого. Я провел рукой по потускневшей обложке альбома.
— А как насчет инициалов Ж. К. Д.? Я думаю, что буква Ж могла соответствовать Женевьеве.
В принципе, я уже знал, что она означала.
— Ж. К. Д.? Мерси, что ты знаешь об инициалах Ж. К. Д.?
— Не могу припомнить. Хм! Ж. Д. Грейс, может, у тебя получится?
— Ж. Д.? Нет, мне тут нечего сказать.
И тут наш разговор неожиданно прервался.
— О святой боже! — вскричала бабушка Мерси. — Девочки, взгляните на часы! Нам пора отправляться в церковь.
Бабушка Грейс заспешила к двери.
— Итан, будь хорошим мальчиком. Разверни «кадиллак». Мы сейчас выйдем. Только припудримся.
Я повез их к вечерней службе в миссионерскую баптистскую церковь, которая находилась в четырех кварталах от дома. Первым испытанием стала покрытая гравием аллея, по которой я катил кресло-коляску утомившейся бабушки Мерси. На аллею ушло больше времени, чем на остальную часть пути, потому что через каждые два-три фута колеса увязали в гравии. Чтобы освободить их, я раскачивал коляску с боку на бок. Дело дошло до того, что я едва не опрокинул мою бабушку в грязь. Чуть позже, когда проповедник принял третье свидетельство от старушки, яростно клявшейся в том, что Иисус спас ее кусты роз от японских жуков и излечил ее кисть от артрита, меня потянуло в сон. Я сунул руку в карман и нащупал медальон. Почему он показал нам то видение с пожаром? И почему потом перестал действовать?
«Итан, перестань. Ты не знаешь, что может произойти».
Лена снова была в моей голове.
«Избавься от него!»
Церковный зал начал исчезать. Я почувствовал, как Лена схватила мою руку, словно находилась рядом со мной…
Женевьева с ужасом смотрела на горящий Гринбрайр. Огонь лизал особняк с двух сторон, карабкаясь по стене к чердаку и пожирая веранду. Солдаты выносили из дома картины и ценности. Грабили, как обычные воры. Но где ее семья? Родные и близкие? Может быть, они спрятались в роще или в кустах ежевики? За спиной зашелестела листва. Женевьева почувствовала чье-то присутствие. Прежде чем она успела повернуться, грязная мужская рука зажала ей рот. Пытаясь вырваться, она вцепилась пальцами в широкую кисть.