Усилившийся ветер заставлял меня повышать голос. Мы стояли на поле, и волосы Лены хлестали ее по лицу. Она прокричала мне в ответ:
— Я не знаю. Родители всегда стараются разлучить подростков и не дать окрепнуть их чувствам. Так у них принято. Если хочешь знать причину, то спроси у Эммы. Она ненавидит меня. Я даже не моху подъехать к твоему дому, потому что она накажет тебя, если увидит нас вместе.
Живот свело судорогой. Я сердился на Эмму. Сердился, как никогда в жизни. Но я по-прежнему любил ее. Это она клала мне под подушку письма от Зубной феи. Это она перевязывала мне разбитые коленки и без устали бросала мяч, когда я решил попасть в Малую баскетбольную лигу. После гибели мамы, когда отец вычеркнул меня из своей жизни, Эмма осталась единственным человеком, который присматривал за мной, заботился обо мне и интересовался, ходил ли я в школу, как прошла моя очередная игра. Я надеялся, что у нее имелись веские причины для неприязни к Лене.
— Ты просто не понимаешь ее. Она думает, что наши отношения…
— Вредят тебе? Ты хочешь сказать, что она защищает тебя? Вот так же поступает и мой дядя. Ты когда-нибудь думал о том, что они оба пытаются защитить нас от одной и той же беды… От меня!
— Почему ты всегда заканчиваешь тем, что обвиняешь себя в чем-то?
Она отошла от меня и раскинула руки в стороны, словно хотела улететь в грозовое небо.
— А что мне остается? Как ни крути, но это правда. Они боятся, что я нанесу тебе вред.
— Ты ошибаешься. Их беспокоит медальон. Они что- то скрывают от нас.
Я сунул руку в карман и нащупал знакомый предмет, завернутый в носовой платок. Теперь мне придется всегда носить его с собой. Я знал, что Эмма сегодня наверняка обыщет мою комнату. И если бы она нашла медальон, мы больше никогда не увидели бы его. Я положил платок с камеей на капот машины.
— Нам нужно узнать, что случилось дальше.
— Прямо сейчас?
— Почему бы и нет?
— А если ничего не получится?
Я развернул медальон.
— Сейчас увидим.
Она попыталась отдернуть руку, но я схватил ее за запястье и прикоснулся к камее…
Утренний свет стал невыносимо ярким. Все вокруг растворилось в его сиянии, а потом я почувствовал знакомый толчок, который перенес меня на сто пятьдесят лет назад. Последовал второй рывок. Я открыл глаза. Вместо хлопкового поля и горящих строений перед нами возвышалась водонапорная башня. Медальон не показал нам новых картин.
— Ты заметила? Нас перебросило туда, а потом вдруг вернуло обратно.
Она кивнула и слегка оттолкнула меня.
— Я подумала, что у меня просто закружилась голова от тряски в машине.
— Ты что, блокировала наши видения?
— О чем ты говоришь? Я ничего не делала!
— Точно? И ты сейчас не применяла никаких магических чар?
— Нет, я просто пыталась не заразиться твоей глупостью. Но похоже, мне не хватило сил.
Что-то тут было не так! Видение втянуло нас и выбросило обратно. Почему медальон не подействовал?
Лена подошла к машине, чтобы завернуть камею в платок. Я снова увидел на ее руке нить с костяными бусинами — тот амулет, который Эмма дала Мэкону Равенвуду.
— Сними эту вещь.
Я поддел палец под нить.
— Итан, дядя сказал, что амулет защитит меня от темных чар. Ты сам говорил, что Эмма делает такие штучки постоянно.
— Я хочу кое-что проверить.
— Проверить?
— Возможно, медальон не подействовал из-за амулета.
— Он ведь действует не всегда, ты это знаешь.
— Да, но видение началось, и что-то остановило его.
Лена покачала головой. Локоны заметались по ее плечам, как черные змеи.
— Ты действительно так думаешь?
— Давай проверим. Сними его.
Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего, затем задумчиво нахмурилась.
— Если выяснится, что я ошибся, снова наденешь его.
Поколебавшись секунду, она протянула мне руку, чтобы я снял амулет. Развязав узел, я сунул нить с бусинами в карман. Она сжала пальцами мою ладонь. Я прикоснулся к медальону, и нас втянуло в пустоту…
Хлынул ливень. Словно разверзлись небеса. Айви всегда говорила, что дождь — это слезы Господни. Сегодня Женевьева поверила в это. Из последних сил сделала несколько шагов, отделявших ее от Итана, упала рядом с ним на колени, приподняла руками его голову. Дыхание Итана было неровным и поверхностным. Он умирал.
— Нет, Боже, только не его! — простонала Айви. — Ты отнимаешь слишком много. Она не вынесет этого. Только не его!
Айви возвысила голос и начала молиться.
— Айви, помоги мне. Достань где-нибудь воду и виски. Я попытаюсь удалить пулю.
Женевьева оторвала от юбки большой кусок ткани и прижала его к кровавому отверстию на груди Итана.
— Я люблю тебя, милая, — прошептал он ей. — Я все равно женился бы на тебе, и неважно, что подумала бы твоя семья…
— Не говори этого, Итан Картер Уот. Не говори мне, что ты собираешься умирать. Ты от меня так просто не отделаешься. Я не отпущу тебя. У нас все будет хорошо.
Женевьева повторяла это снова и снова, пытаясь убедить себя в возможности счастливого исхода. Она закрыла глаза и сконцентрировалась. Цветы раскрывают свои яркие бутоны. Дети рождаются, оглашая мир своими первыми криками. Солнце всходит над землей, прославляя жизнь и отрицая смерть. Женевьева рисовала образы и втягивала их в реальный мир. Они множились и множились. Рождение и жизнь, а не смерть.
Итан закашлял. Она открыла глаза, и их взгляды встретились. Казалось, что время остановило свой бег. Затем его глаза закрылись, и голова безвольно откинулась набок. Женевьева снова вернулась к плетению чар. Произошла какая-то ошибка! Итан не мог умереть. Она взывала к своей силе. Она применяла ее миллионы раз, передвигая предметы на кухне матушки, разыгрывая шутки с Айви, исцеляя птенцов, выпадавших из гнезд. Почему же теперь у нее ничего не получалось? Теперь, когда это было так важно!