— Линк заберет меня после ужина, и мы поедем в библиотеку. Посидим там до закрытия. Домой вернусь где- то между девятью и десятью часами вечера.
Я намазал кусок свинины липкой массой «Каролина голд»; горчичный соус для барбекю не имел никакого отношения к Гражданской войне, но по какой-то причине прижился в Гэтлине.
— Значит, в библиотеку?
Я редко обманывал Эмму и всегда жутко нервничал в подобных ситуациях. Сегодня вечером у меня даже разболелся живот. Мне не хотелось набивать желудок жареной свининой, но выбора не было. Эмма точно знала мою порцию. Два куска вызвали бы подозрение. А уж если бы я ограничился одним куском, меня отослали бы в спальню с градусником под мышкой и с имбирным элем и руке. Вздохнув, я снова потянулся за соусом.
— Ты не был в библиотеке с тех пор…
— Я знаю.
С тех пор, как умерла мама.
Библиотека была вторым домом для моей матери и всей нашей семьи. Когда я был маленьким, мы проводили там почти каждый воскресный вечер. Я блуждал среди стеллажей и выискивал книги с рисунками пиратских кораблей, рыцарей, солдат или астронавтов. Мама обычно говорила: «Это моя церковь, и наша семья проводит здесь воскресные мессы».
Главный библиотекарь Гэтлина, Мэриан Эшкрофт, была близкой подругой моей матери и вторым общепризнанным знатоком истории нашего города. Их с мамой связывали общие исследования. Они вместе учились в университете и заканчивали аспирантуру в Дьюке. Защитив диссертацию по какой-то афро-американской теме, Мэриан отправилась следом за мамой в Гэтлин, чтобы завершить их первую совместную рукопись. Перед роковым случаем они писали уже пятую книгу.
После смерти мамы я ни разу не заходил в библиотеку, потому что не был готов к этому. Но я знал, что Эмма не посмела бы мешать моим визитам к Мэриан. Она даже не стала бы звонить ей, чтобы проверить меня. Уважая ее дружбу с моей мамой, она причисляла мисс Эшкрофт к членам нашей семьи. А для Эммы не было ничего дороже семейных и родственных уз.
— Ладно, только следи за своими манерами и не кричи там во весь голос. Помнишь слова своей матери? Любая книга — это Библия, а дом, где хранятся подобные вещи, является храмом Господним.
Я точно знал, что моя мама никогда не сказала бы такого об офисе ДАР.
Послышались гудки. Это сигналил Линк. Он собирался на репетицию и согласился подвезти меня. Я выбежал из кухни, сгорая от стыда… Мне хотелось броситься в объятия Эммы и признаться ей во всем, как я сделал в шестилетнем возрасте, когда съел все «Джелл-О», припрятанные в буфете. Возможно, Эмма была права. Наверное, я пробил дыру в небесах и Вселенная уже начала падать мне на голову.
Подходя к особняку Равенвуда, я плотнее прижал к себе глянцевую синюю папку — мой повод для визита в дом Лены без приглашения. Я якобы хотел передать ей задание по английскому языку — по теме, которую она пропустила. Во всяком случае, таким был мой план. Когда я спускался со своего крыльца, он казался мне довольно убедительным. Но теперь, поднимаясь на крыльцо Равенвуда, я терзался большими сомнениями.
Обычно меня не причисляли к навязчивым парням, но сейчас я не видел других вариантов. Лена никогда не пригласила бы в дом постороннего человека. Я интуитивно полагал, что ее дядя мог бы рассказать нам о Женевьеве. Он должен был хоть что-нибудь знать о ней. Впрочем, возможно, главная причина визита коренилась в другом. Мне хотелось увидеть ее. Этот растянувшийся день, проведенный в «Джексоне» без урагана по имени Лена, оказался настолько тусклым, что я начал думать, смогу ли прожить оставшиеся школьные годы без тех проблем, которые она мне создавала. Точнее, тех проблем, которые делали мою жизнь такой насыщенной и интересной.
Я увидел свет в окнах, прикрытых плющом. Изнутри доносилась мелодия старой песни Саванны — как раз из того георгианского альбома, который нравился моей маме. «В холодный-холодный вечер…» Едва я хотел постучать, из прихожей послышался лай. Через несколько секунд дверь открылась. На пороге стояла Лена. Босоногая, с распущенными волосами — такой я ее еще не видел. Черное платье с вышитыми маленькими птицами годилось бы для костюмированного бала в каком-нибудь шикарном ресторане. А я в своей рваной майке и джинсах будто только что вышел из гэтлинскош кафе «Дэ…и кин…». Ступив на крыльцо, она прикрыла дверь за собой.
— Итан! Что ты здесь делаешь?
Я смущенно протянул ей папку.
— Вот… Принес тебе домашнее задание.
— Я же предупреждала тебя. Зачем ты пришел? Мой дядя не любит посторонних людей.
Она начала теснить меня с лестницы.
— Ты должен уйти. Прямо сейчас!
— Я просто подумал, что мы с ним могли бы познакомиться… и поговорить.
Услышав деликатное покашливание, я приподнял голову. На крыльце, за спиной Лены, стоял пес Равенвудов, а за ним возвышался сам Мэкон Равенвуд. Мне хотелось скрыть свое удивление, но вряд ли это удалось, — увидев его, я едва не выпрыгнул из кожи.
— Не часто мне доводилось слышать такие слова. И, будучи джентльменом, я не позволю вам разочароваться в своих ожиданиях.
Несмотря на южную медлительность речи, он говорил с идеальным произношением:
— Приятно познакомиться с вами, мистер Уот.
Я не верил своим глазам. Передо мной стоял таинственный Мэкон Равенвуд! Естественно, я думал, что увижу Страшилу Рэдли — какого-то жалкого уродца в грязном комбинезоне, который будет шаркать по дому, что-то односложно бормоча и, возможно, даже пуская слюну по подбородку. Но Мэкон не был Страшилой Рэдли. Он больше походил на Аттикуса Финча.